Глава
3. В которой появляется главный герой.
Никита был кожевником,
поэтому его и звали не иначе, как Никита-кожемяка. Был он обычным
кожевником, разве что очень молодым, и силой отличался непомерной.
Так все кожевники мяли одну кожу (чтобы кожа была мягкой и пригодной
для изготовления из неё одежды или обуви, её нужно долго размачивать
в воде…), а Никита - сразу десять.
Когда он узнал, что враги пришли на его землю, так рассердился,
что порвал в гневе все десять кож! Думаете это просто? Попробуйте
порвать руками хотя бы одну - и поймете, что сделать это очень трудно.
А Никита порвал сразу десять бычьих шкур и, не раздумывая долго,
вышел в чистое поле, крикнул криком молодецким, свистнул посвистом
богатырским, и прибежал к нему конь его верный, тот, что один только
и мог носить на себе Никиту - остальные кони под ним прогибались
и на колени падали.
В сказках обычно прибавляют, что влез он коню в одно ухо, вылез
через другое и превратился в молодца прекрасного, такого "что
ни в сказке сказать, ни пером описать!" Но это в сказках пишут,
а я придумывать не буду, тем более что Никита и так был недурён
собою.
Скоро простился он со своей матушкой Вероникой и братом, названным
Василием, пришпорил коня, да и был таков.
Конь у Никиты добрый был. Через леса, через холмы он конечно не
перелетал, но овраги и ручьи одним махом перепрыгивал и мчал Никиту
так быстро, что ранним утром они из деревни Добрянки выехали, а
к полудню уже заблестела перед ними золотыми куполами лавра старца
Афанасия.
Не поехал Никита сразу в стольный град к царю Гордиану, а решил
сначала зайти к игумену монастыря за благословением. И правильно,
надо сказать, сделал.
Подскакал он к воротам, спешился, поводья у него привратник монастырский
Пётр перехватил. Перехватил, да и сказал вдруг:
- Что же ты, Никита, опаздываешь? Игумен-то тебя - давно ждёт. Уже
раза два из кельи выходил - про тебя спрашивал.- И Никите хитро
так подмигнул, словно старому приятелю.
Кто мог доложить игумену о его приезде? Никто об этом и знать не
мог. Да и мчался Никита так быстро, что за ним и угнаться невозможно
было.
Вошел Никита в ворота, трижды перекрестился, на три стороны поклонился,
а навстречу ему уже и игумен идет - отец Харлампий, старенький,
согбенный, весь в чёрном, а в руках - посох крепкий. И не один идет
- рядом с ним молодец добрый, одет по-крестьянски, за поясом топор.
Лицо у молодца открытое, глаза словно улыбаются, но сам - серьезный.
- Ну вот, Никитушка, и ты. Давно мы тебя поджидаем,- начал старец
тихо. Словно ветер в листве прошелестели его слова, и от этого ветра
борода его белая и редкая как туман легонько зашевелилась.- Надо
вам, милые мои, в путь собираться. Да и собираться-то вам некогда,
времени совсем мало осталось. Прямо сейчас и отправляйтесь.
- Благословите на битву с врагом лютым! - склонился пред ним Никита.
- Да рано ещё о битве думать, милый. Воевать-то гляди - некому!
А один в поле не воин. Даже такой как ты.
Поднял Никита глаза на него. В глазах - изумление. Куда же тогда
отправляться? В какой такой путь?
- Нужны, милый, три вещи, чтоб врага победить. Иначе - никак невозможно.
И не простые те вещи, а - умные!
Совсем Никита запутался. Враги стоят станом - вот-вот ордой несметной
двинутся на Тридевятое царство. А отец Харлампий посылает его неизвестно
куда, за какими-то вещами, пусть хоть и умными.
- Никуда они не двинутся,- сказал вдруг серьёзно старец, и брови
его сурово сдвинулись.- Пока назад не вернетесь, будут стоять там,
где стояли. А народ будить надо. Понимаешь? Может для того эти люди
дикие и пришли с запада, чтобы разбудить всех, а то… Ну да благословит
вас Господь в дорогу, езжайте с Матвеем, да гляди, Никита, его слушайся.
Матвей из вас двоих будет за старшего.
И, не объясняя боле ничего, старец благословил их в дорогу и скрылся
у себя в келии. А Никита остался стоять рядом с Матвеем и стоял
так до тех пор, пока за маленькой старческой фигуркой не закрылась
дверь.
1
2 3 4
5 6
7 8
9 10
11 12
13 14
15
|