|
ПРЕДИСЛОВИЕ
 Эта
книга является продолжением серии сказок про Тридевятое царство,
а именно: "Иван-богатырь и царство обмана", "Чудесное
путешествие" и "Мальчик Никита и золотой змей". Вот
и все, что я хочу сказать в своем предисловии, потому что я с детства
не люблю читать предисловия, а люблю читать сами сказки. Так что
перехожу сразу к делу. Итак…
Глава
1. В которой мы знакомимся с простым человеком Матвейкой и не только
с ним.
Было то или не было,
это как хотите: хотите - верьте, а хотите - не верьте. Я с вами
спорить не буду. Только если бы всего этого не было, я и писать
бы не стал. С чего это про всякие небылицы рассказывать?
Жил в Тридевятом царстве в тридесятом государстве один человек,
звали его - Матвеем. Тридевятое царство надо сказать и славилось
всегда не звонкой монетой и не ленивыми мужиками, что на печи лежат
и пятки чешут, хотя таких в то время в Тридевятом царстве было великое
множество. А славилось Тридевятое царство такими вот людьми как
Матвейка - совсем простыми. Вот в этом то и соль, что проще - некуда!
Роста он - самого обыкновенного. Лицо у него ясное да улыбчивое
- тоже ничего особенного, мало ли таких людей? За поясом топор -
всегда при нем, потому что от работы не бежит, а работы ищет. И
работы много, очень много - хоть отбавляй. У кого крыша прохудилась:
"Матвей - почини!" У кого крыльцо расшаталось, и это Матвей
поправить может. Дрова нарубить - пожалуйста. Забор покосился -
тоже несложно. Все может Матвей и починить и поправить, потому что
работник он знатный и умелый.
По деревням в то время во многих дворах старики кто глазами ослабел,
у кого руки уже не так крепко инструмент держат. Ну бабы - понятно,
с них какой спрос? Их дело - пироги печь да за детьми смотреть.
А молодой хозяин?.. Так он же на печи лежит, пятки чешет. Ему с
печи и не слезть - там тепло, и счастье ленивое ловить сподручно.
Так что Матвей во дворе с топором трудится - тихо так, хорошо… все
из дома ушли: кто в поле, кто скотину погнал. Один только какой-нибудь
к примеру Семен в доме остался и. пока не заснул счастливым сном,
на Матвея из окна покрикивает:
- Ты, слышь, давай работай на совесть! А то ничего за работу не
получишь. Какая работа - такой тебе и заработок…
Зевнет и заснет, ну это и к лучшему. Пусть лучше спит, чем покрикивать
и работе мешать.
А за работу Матвейка ничего не брал. Как хозяева ему денег всучить
не старались - все без толку.
- Спасибо скажете, хлеба краюху дадите - и то ладно. А если на ночлег
в амбар или хлев пустите, тут и я вам спасибо скажу.
Вот и весь разговор - просто и ясно. Такой уж простой-препростой
человек был Матвейка. Простой-препростой, да вот ещё - "такой-эдакий!"
Молчал почти всё время. Всё "Да" и "Нет" - весь
ответ. Улыбнется в конце работы, рука об руку похлопает, пыль и
стружку о штаны стряхнет, "Спасибо" скажет - и слова из
него не вытянешь. Иногда шепчет чего-то, а чего - не слышно. Шепчет
и улыбается.
Бывало, правда, он все-таки говорил. И если уж говорил, так не спроста,
а по особому случаю. Раз он Василию рыжему, у которого изба на краю
деревни, сказал:
- Ты, Василий, завтра в поле не ходи - дома сиди.
Ну с чего это Василию дома сидеть, когда самая пора хлеб убирать?
- О! Немой заговорил! - загоготал Василий в ответ да так в избу
и ушел.
А на следующий день и сам в поле отправился, и жена, и невестка
и дети - за взрослыми колоски подбирать, к работе приучаться, чтобы
в папу своего - Семена ленивого, не вырасти. А папа их Семен конечно
в доме остался.
Все встали рано, печь затопили, кашу сварили, сами поели, Семена
покормили и в поле ушли. В поле ушли, а в печи угли красные остались.
И надо же такому случиться, что искорка одна - самая малая, через
дымоход вылетела и на крышу упала. Упала и не погасла. Запылала
крыша ярким пламенем. А под крышей - Семен спит, в ус не дует. Ни
в ус не дует, ни в бороду. А дует он вверх, посапывая, и дутьем
своим пылающей крыши ему не загасить конечно.
И сгорел бы дом вместе с Семеном, если бы не соседка. Прихворала
она - осталась дома. Увидала, что крыша горит - крик подняла. Все,
кто был в деревне, сбежались. Немного их было, но уж сколько было,
столько и было. Хорошо, что хоть столько, и еще хорошо, что Матвей
среди них был.
Из избы сонного Семена под руки вывели. Матвей же забрался по лестнице
на самый верх и руками голыми крышу всю раскидал. Руки обжег так,
что долго потом работать не мог. Ну да Василий - надо отдать ему
должное, в благодарность за живого семена (все-таки сын родной,
какой-никакой - а сын) и за спасенное добро две недели Матвейку
кормил и кормил хорошо. Не смог Матвей отказаться на этот раз и
краюхой хлеба обойтись. И спать матвея укладывали не в амбаре и
не на скотном дворе, а в избе. Даже на печь положить хотели, но
тут уж Матвей воспротивился - Семена тревожить не хотел. Да и Семен
не хотел, чтобы его тревожили.
Так что на печи как всегда Семен спал, а Матвей - хоть и на полу,
зато на толстом соломенном тюфяке.
С тех пор если уж Матвей кому говорил чего, никто не смеялся, а
внимательно слушал, чего он скажет, и выполнять старался. А говорил
Матвей не всегда просто, хоть и простой человек был. Бывало, как
скажет, так сиди потом и думай - к чему бы это?
Вот сказал к примеру Гавриле (это тоже такой мужик был в той же
деревне откуда родом Василий):
- Петух-то твой ночью кукарекает - там, где кони пасутся.
"С чего это петуху с конями кукарекать?" - думал Гаврила.-
"Да еще ночью. Ночью петухи спят!" Думал-думал, так ничего
и не придумал. Но на всякий случай этой ночью спать не стал, взял
палку и сел возле курятника.
Ночь на дворе. Тихо. Кроме месяца - никого.
Гаврила сидит, носом клюет, но палки из рук не выпускает, а за спиной
у него в курятнике куры кококают. Может им снится чего - не знаю.
А Гавриле в ту ночь снился страшный сон. Будто сидит он, прислонившись
спиной к курятнику. За ним за стенкой куры со сна чего-то на своем
курином языке кококают. Тихо. Один месяц светит. Больше - никого…
И вдруг над оградой в свете месяца появляется чья-то голова и смотрит
прямо на курятник. Смотрит она на курятник, причем очень подозрительно
смотрит, как-будто хочет из курятника…
Открыл с перепугу Гаврила глаза. Протер их со сна и видит: над оградой
не одна голова, а целых две, и очень лохматые. И смотрят они подозрительно
на его курятник, так - как-будто хотят из него не только петуха
выкрасть, но и всех кур да еще с яйцами впридачу.
- Караул! - завопил Гаврила что было мочи и замахал палкой.
Две головы скрылись, послышался поспешный топот двух пар ног и цокот
лошадиных копыт. А потом зашлепали двери, в соседних домах загорелся
свет, к Гавриле сбежались люди и из его сбивчивого рассказа поняли,
что Матвейка опять предсказал. На этот раз кражу петуха вместе со
всем куриным семейством. Так-то.
Получается, что и простой человек был Матвейка, такой, что проще
и некуда, а на деле - вовсе и не простой, а совсем особенный.
* * *
И вот однажды случилось
вот что. Рубил Матвейка дрова и вдруг остановился, с его лица сбежала
улыбка, чего с ним никогда раньше не было. Потемнел он весь, словно
тень от грозовой тучи на него нашла. Даже волосы его светло-русые
- и те, казалось, потемнели.
Посмотрел он вверх. Покачал головой горестно. Потом посмотрел на
запад, за лес, за который всегда солнце закатывалось. Опять покачал
головой, бросил дрова - как есть бросил, даже не стал до конца рубить.
Сунул топор за пояс и, не сказав ни слова, зашагал на восток - в
сторону деревенских полей.
Никто ничего не понял. Разве что - Матвей ушел, и это не спроста.
И то, что помрачнел он - тоже не спроста. И то, что на небо смотрел
и за лес и головой качал горестно - тоже не спроста.
- Кажись, быть беде?.. - спросил Гаврила. И к сожалению оказался
прав.
* * *
Сначала, откуда ни возьмись,
понабежали на небо облака - солнце закрыли. А за ними из-за леса
приползла тяжелая черная туча. Ухнула она громом, гулко ухнула -
так что эхо по деревням прошло, и в лес улетело и в лесу потонуло.
Потом молнии зыркнули, дырки в туче проделали. И через дырки эти
полил дождь, и лил он не день, не два - а целую неделю. А когда
он кончился, и первые люди повылезали из домов на грязные от дождя
и сырости дворы, то увидели, что далеко за лесом к небу тянется
множество тонких серых дымков - такие бывают, когда жгут костры.
А когда узнали жители деревни, кто вокруг этих костров греется,
тут и поняли, почему горевал Матвейка.
Беда пришла в Тридевятое царство. Да такая, какой еще не было до
сих пор. По крайней мере не доносили о том устные предания от дедов
и прадедов. Целое полчище козлоргов - народа свирепого и сильного
в своей свирепости, целое полчище во главе с королем Эрхардом Бахором
вторглось в пределы Тридевятого царства.
Король козлоргов был человеком огромного роста и непомерной силы
- настоящий великан. Когда он отдавал приказы, его зычный голос
был слышен даже в самых отдаленных рядах его войска.
Сейчас же он кричал, а точнее рычал вот что:
- Я буду лить их кровь - как вино! - И он размахивал большим резным
рогом и лил вино на землю.- И растопчу их города и селения - как
этот рог! - И он бросил рог на землю и растоптал его своими большими
ногами.
И все козлорги тоже громко и одобрительно ревели, и лили вино, и
бросали кубки и топтали их. А некоторые даже ломали свое оружие,
если конечно его можно было сломать, и это зря - раз уж решили идти
на войну, оружие нужно оставить целым - ведь сломанным оружием воевать
несподручно.
На их кожаных нагрудниках, наплечниках и на рогатых шлемах плясали
отблески костров. И такое же жгучее пламя горело в их глазах. Оно
было готово не щадить никого и ничего, как тот огонь, что сжигал
крышу дома Василия, пока его не погасил Матвейка своими голыми руками.
|
