|
Глава
12. Ночь перед боем.
 На
этот раз старец Харлампий благословил их на битву - и Никиту благословил
и Матвейку. И наказал им все время быть рядом - где один, там и
другой. А еще поторопил их очень и не разрешил по дороге нигде останавливаться.
Так они и сделали и доскакали до стольного града как раз вовремя
- там проходил совет царя Гордиана и начальников отрядов о ходе
и времени главного сражения.
Когда царь Гордиан увидел Никиту: в серебрянных доспехах, с медным
щитом и мечем Ивана-богатыря, то последние сомнения в победе над
войском козлоргов у него исчезли. Да и начальники отрядов при его
виде как-то приободрились.
- Вот, кто нас в бой поведет! - зашептались они промеж собой.- Будет
теперь на кого простым воинам равняться.
Было решено выступать в поход на врага на следующее утро. На ночь
расположились воины вокруг стольного града. Запылала костры, потянулись
в ночное небо серые дымки. И было этих дымков ничуть не меньше,
чем тех, что тянулись от костров козлоргов. И грелись возле них
воины, в сердцах которых не было страха и не было ненависти, а была
святая решимость постоять за свой народ и за родную землю-матушку.
***
Мало кто из воинов Тридевятого царства спал в эту ночь. Почти все
молились, многие - первый раз за многие годы.
Посреди ночи дозорные подняли тревогу. Вдалеке послышался топот
конских копыт. Он стих где-то поблизости, и из темноты к ним выступил
свейнландский рыцарь с белым флагом в руках. Он что-то отрывисто
прокричал на своем языке.
- Что он говорит? Что он говорит? Мы не понимаем по-свейнландски!
Говори по-нашему! - засуетились дозорные.
Тогда рыцарь на ломанном языке Тридевятого царства дал понять, что
хочет видеть главнокомандующего.
Когда привели его к Никите, он обратился к нему с такой речью:
- Я - рыцарь Эрик, командир конного отряда свейнландских рыцарей,
один из немногих, кто уцелел после битвы с козлоргами. Нам, как
и покоренным даннам и нордам, пришлось вступить под страхом смертной
казни в их войско. Но мы не хотим сражаться против вас. Никто из
свейнландцев не хочет воевать за короля Эрхарда. И мы просим о том,
чтобы вы приняли нас в свои ряды. У меня же есть на то свои особые
причины.
Рыцарь был молод. Такой же, как Никита, может быть чуть постарше.
И Никита с интересом разглядывал его, пытаясь понять: можно ли ему
верить, и не вражеская ли уловка стоит за его предложением. Наконец
он спросил:
- Могу ли я узнать, что это за особые причины? Рыцарь кивнул, глаза
его заблестели. Так бывает когда человек вспоминает о чем-то давно
ушедшем, но очень важном для него, несмотря на давность событий.
- Когда-то давно, очень давно,- начал он.- Когда я был еще маленьким
мальчиком, я совершил необычное путешествие. После многих приключений
я оказался в вашем монастыре. Мне там было хорошо, даже очень хорошо!
Я хотел остаться, но старец Афанасий сказал, чтобы я отправлялся
домой, к отцу, и что когда-нибудь я обязательно вернусь…
- Постой-постой! - прервал его Никита.- Я слышал эту удивительную
историю. Ты - тот самый мальчик, который был в отряде татайца Хэй
Лю?
- Я был им когда-то.
Никита встал и протянул ему руку.
- Ты можешь остаться, и твой отряд тоже. Я очень рад, что мы будем
сражаться вместе.
Они крепко пожали друг другу руки и в этот момент почувствовали,
что рядом с ними, незримо, стоит старец Афанасий и благословляет
их союз.
Эрик и Никита расстались как братья, как люди, которые знают друг
друга с раннего детства, хотя познакомились они несколько минут
назад. Расстались ненадолго - до утра, на которое было назначено
сражение с козлоргами.
***
Козлорги же всю ночь вспоминали свои прежние военные походы и пили
отвар из мухоморов, от которого у них в головах мутился разум, а
в сердцах рождалось бешенство. Оттого и неудержимы они были в бою,
и мало кто мог устоять против их напора, что в безумии своем они
не ведали страха. И верили они в то, что если смерть и настигнет
их в час сражения, то душой они потом переселяться в страну воинов
- Шамбала-ю-Вальхааллу. Это они знали с детства от своих племенных
магов-камлаев.
Не спал этой ночью и их король Эрхард Бахор. Он смотрел на звезды.
Не подумайте только, что он был романтиком, или еще чего доброго
- поэтом. Нет. Он не был ни поэтом, ни романтиком и никакой красоты
в звездном небе не находил, да и не искал.
Неотрывно смотрел он на яркую звезду Рамсан - ту звезду, под которой
он когда-то родился. И слышал король сухой, как щепа, голос Унгрууда
- главного мага козлоргов. Уже давно прошумели за спиной мага колючие
кусты терна, а голос его все звучал в ушах короля Эрхарда.
"Утром ты пойдешь в бой. Победа будет за тобой, потому что
- смотри!.." - узкая костлявая рука мага вытянулась стрелой
в ночное небо.- "Видишь? Твоя звезда Рамсан вышла из созвездия
Козлорга и вошла в созвездие Водяного. Это значит, что воинственный
дух и мощь твоего войска соединились с великой мудростью и магической
силой Великого Водяного, эра которого сейчас настает. И ты пройдешь
как огонь по всему Тридевятому царству, и никто не сможет остановить
тебя".
Королю было приятно слушать слова главного мага, но тут Унгрууд
перевел взгляд своих выцветших глаз на его лицо, и король заметил,
что словно молния промелькнула во взгляде главного мага. Унгрууд
зашипел, словно змея, которой неосторожно наступили на хвост, зашипел
своим беззубым ртом: "Ты должен прежде поразить врага в самое
сердце! Слышишь? В самое сердце! А сердце его находится высоко в
горах - это их к`апище, с их ненавистным Богом! Раздави его, раскидай,
не оставь от него камня на камне! Убей всех, кого найдешь там, не
щади никого! Тогда победа твоя. А иначе…"
Унгрууд не договорил. Он повернулся к королю спиной, едва прикрытой
старыми лохмотьями, и, не прощаясь, ушел, оставив короля одного.
Королю донесли, что против него собралось большое войско, и что
во главе войска стоит богатырь Никита. Глядя на свою звезду и не
пытаясь понять - где находятся созвездия Козлорга и Водяного, он
в конце концов все же решил сначала дать бой, а потом уже подняться
в горы и по совету Унгрууда разрушить главный храм Тридевятого царства.
***
Этой ночью не спал в монастыре и старец Харлампий. Ну это и не удивительно,
старец вообще редко спал - по ночам он обычно молился. А если и
забывался сном - то ненадолго. И спал он, стоя на коленях и преклонив
голову на старый сундук. Кроме этого сундука в его келии больше
ничего не было. Только сундук, о содержимом которого никто из монахов
не знал, да еще пара икон: Богородицы с Богомладенцем на руках и
старца Афанасия, который был когда-то духовным наставником отца
Харлампия.
Уже начиналось утро, когда на маленькое окно под самым потолком
келии села птичка с золотистым оперением и весело чирикнула что-то
старцу, словно пожелала ему доброго утра.
И почувствовал тут отец Харлампий, что в сердце его рождается легкость
и такая чистая и светлая радость, какой никогда еще он не испытывал.
А когда поднял он голову, то увидел, что стоит перед ним старец
Афанасий - живой, точно такой, каким его видел отец Харлампий много
лет тому назад. Стоит и смотрит на него - ласково так, по-отечески.
И почувствовал себя отец Харлампий от этого взгляда молодым и сильным
- таким, каким его знал когда-то старец Афанасий.
- Как ты сам понимаешь, я пришел сюда не для того, чтобы смутить
тебя,- начал свою речь старец Афанасий.
Отец Харлампий молчал, не в силах сказать что-либо, а старец продолжал:
- Все дело в том, что между войском козлоргов и ополчением Тридевятого
царства сейчас начнется великая битва. И ровно через час после начала
сражения - в монастырь прискачет с отрядом воинов большой и очень
сильный человек. и он будет крушить все вокруг и не оставит от монастыря
камня на камне. И некому встать на его защиту, некому, потому что
никто из монахов никогда не держал в руках оружия. Да и негоже монахам
воевать, не их это дело. Есть в монастыре только один человек, который
сможет постоять за монастырь. И этот человек… - старец Афанасий
сделал паузу и внимательно посмотрел на отца Харлампия.- Этот человек
- ты!
- Я?! - еле слышно пробормотал отец Харлампий.- Но я слишком стар…
Я - игумен! Я не могу, не имею права брать в руки оружия. И потом…
- Я знаю, что ты хочешь сказать. И знаю наверное лучше, чем кто-либо
другой. Ведь я был твоим духовным отцом и остаюсь им и поныне. И
как духовный отец я говорю тебе, что только ты, именно ты можешь
встать на пути этого человека. А иначе он надругается над святыней,
предаст смерти всех монахов, разрушит монастырь до основания, а
потом поработит и все Тридевятое царство. А его воины - дики и свирепы,
они не будут щадить ни женщин, ни стариков, ни детей… И боишься
ты не смерти. Страха в твоем сердце нет… Ты боишься - ненависти!..
От этих слов отец Харлампий невольно вздрогнул. Казалось, что его
и так бледное лицо стало еще бледнее. Он положил свою худую руку
на сундук и медленно провел ею по его шероховатой поверхности.
- Двадцать лет… - прошептал он.- Двадцать лет, почти не смыкая глаз,
я молился, просил, плакал и снова просил, чтобы Господь освободил
меня от этой тяжести!..
Он осторожно приоткрыл крышку сундука. Она поднялась, поднялась
неохотно и со скрипом. Уже давным давно ее никто ни тревожил. Никто
не открывал старый сундук, и он мирно покоился в келии старца, храня
от неосторожных любопытных глаз то, что находилось у него внутри.
Что же там было? Что скрывал там отец Харлампий?.. Деньги? Сокровища?
Нет. Откуда у старого монаха деньги и драгоценные камни?..
Там лежал меч. Тонкий, длинный, чуть изогнутый, из тех, что носят
за поясом татарские воины.
- Сегодня утром я почувствовал, что Господь простил меня, и ненависть,
которую я копил годами в своем сердце, наконец оставила меня. Она
ушла, исчезла, вся, до последней капли! А теперь я должен…
- Твоя ненависть больше не вернется к тебе. Не вернется никогда.
Старец Афанасий испытующе посмотрел на него своими ясными как Божий
день глазами. Как мог отец Харлампий ему не поверить? Кому же еще
верить, как не ему - своему старому учителю. И все же…
- Это еще не все,- тихо добавил старец Афанасий.- Этот подвиг будет
твоим последним подвигом. Ты погибнешь, защищая монастырь… - и после
этих слов он исчез, исчез также таинственно и неожиданно, как и
появился.
  1
2 3
4 5
6 7
8 9
10 11
12 13 14
15
|
