|
ЛЕТО 6888 (ГОД 1380)
В пыльный жаркий день 23 июля на княжеский двор, чуть не задавив
нерасторопного боярина, влетел взмыленный конь. Грязный, разопревший
от горячей скачки гонец спрыгнул с него и, торопливо отирая шапкой
красное, потное лицо, побежал в палаты к Великому князю.
Привез гонец важную весть,
в которой тайные разведчики сообщали, что Мамай, бушуя, кичась и
гневаясь, собрал огромное войско из ордынцев и половцев и, кроме
того, из ратей бесермен - армян, фрягов, черкесов, ясов и буртасов.
И что этот Мамай в ярости кричал перед своим несметным войском:
"Казним рабов строптивых! Да будут пеплом их грады, села и
церкви! Да будет их золото нашей добычей!"
Немедленно ко всем русским
князьям, не щадя коней, помчались гонцы с призывом тотчас собрать,
вооружить и выслать на помощь князю Дмитрию сколько можно ратников.
Собраться же они должны в Коломне.
Великий грохот, скрежет
и звон стоит над Москвой. Идут закованные в сверкающие на солнце
доспехи суровые воины. Впились в небо их острые длинные копья. Затаились
до времени в темноте ножен синие обоюдоострые мечи. Нетерпеливо
высовывают из-за плеч свои узкие жала дальнолетные стрелы. Не переставая,
тяжело и мощно гудит набатный колокол, собирая и ободряя людей на
страшную битву.
К 15 августа, в праздник
Успения Божьей Матери, сбор огромного, со всей Руси войска был закончен.
Но хмурится молодой князь
Дмитрий, ходит быстро и нетерпеливо, с лязгом выхватывает из ножен
блестящий меч и с грохотом обратно его вкидывает.
Думает о том, что хоть
и великое войско собрано, но поганый Мамай вдвое больше может на
Русь привести. Эх, кабы простой люд с топорами, ножами да вилами
ему подсобил, не тосковал бы он сейчас, не томился в ожидании схватки.
Как уговорить упрямых этих
пахарей, плотников, кожемяк и кузнецов встать за него? Кто он им?
Не разглядишь ведь его за высокими каменными стенами и широкими
боярскими спинами. Как заставить их поверить, что битва эта не для
бахвальства и княжеской славы одному ему нужна, а для освобождения
от ига всех русичей? Кто поможет признать эту битву народной и священной?
Только одному человеку
верит сейчас Россия. К нему, старцу Сергию, прискакал Великий князь
за благословением в субботний вечер 15 августа вместе с небольшим
отборным отрядом.
До поздней ночи в маленькой
келье ходил, садился, вскакивал и горячо говорил с Сергием о предстоящей
битве пылкий князь. Смиренно и внимательно слушал его старый игумен
и давно уже понял то, о чем не договаривал гордый Дмитрий. Не простого
благословения желал он, а необычного, какого не знал еще христианский
мир.
Далеко за полночь Сергий,
проводив Дмитрия на короткий ночлег, приказал разбудить и собрать
для совета в церковь самых праведных старцев. А на утро, так и не
отдохнув ни часа, служил долгую и торжественную литургию. И только
после неторопливой трапезы, выйдя на двор, отец Сергий окропил всех,
склонившихся в почтении к нему воинов святой водой и осенил деревянным
крестом. А потом, волнуясь, громко и торжественно, чтобы слышали
многие собравшиеся в монастыре, воскликнул:
- Пойди, господине, на
поганые половцы, призывая Бога! И Бог будет ти Помощник и Заступник!
И в ту минуту, когда все,
перекрестившись, низко поклонились до самой земли, старый игумен
пригнулся к князю и тихо, только ему одному шепнул:
- Сумеешь, господине, победить
супостатов своих, как и подобает тебе.
Быстро и огненно глянул
Дмитрий в глубокие, пророческие глаза Сергия и почувствовал - так
и будет.
Расступились монахи на
две стороны, и вышли к Дмитрию два высоких, мужественных инока.
Сразу узнал из князь, ведь совсем недавно бились они с врагами под
его знаменами, да так крепко бились, что у воинов, рядом стоящих,
силы утраивались. Но, видно, столько жизней, хоть и вражеских, они
загубили, что, ужаснувшись, ушли к Сергию в монастырь, души свои
спасать.
Первый, постарше - боярин
Андрей Ослябя, второй - Александр Пересвет. Как похож был молодой
красивый витязь на свое имя! Отвагой и решимостью светились его
строгие глаза, а весь он излучал такую уверенную силу и доброту,
с какой только и можно идти на бой со злом.
На головах Осляби и Пересвета
черные шлемы спасения - островерхие кукули с вышитыми белыми крестами.
Так вот какое невиданное
доселе благословение дарит Великому князю преподобный игумен! Вот
для чего будил праведных старцев, - чтобы вместе
с ними, ночью постричь в великую схиму9
этих иноков-воинов. А схима для монаха - нетленный доспех вместо
железного щита и шлема. В нем можно бесстрашно идти на бой с самим
дьяволом.
- Вот тебе мои оруженосцы,
- просто сказал старый игумен.
Но понимал, конечно, понимал Великий князь, какой подвиг совершает
сейчас Сергий, всю жизнь проживший по заветам Христа. Ведь он не
только отдавал своих духовных детей на верную смерть, но и переступал
строгие церковные заповеди, по которым монаху запрещалось держать
оружие. И Сергия, благословившего иноков лить чужую кровь, могло
ждать отлучение от церкви, и эта духовная смерть была бы для него
страшнее смерти телесной.
Но знал Сергий и то, что
русские рати, увидев впереди себя Христовых воинов, воспрянут духом.
Ведь если с ними Бог, то кто против них? И храбрость их станет подобной
льву бесстрашному.
...Густо, по-медвежьи мощно,
взревели в тумане трубы. Вздрогнула, поднялась, звеня оружием, и
тяжело пошла за Дон русская рать. А когда спустя час, или два, наконец,
перешли все до единого и встали у притока в Дон реки Непрядвы, поняли,
переглянувшись меж собой, - назад путь отрезан.
В два часа дня повелел
Господь отступить тьме и прийти свету. И растворились смертные врата,
и в великом страхе и ненависти увидели, наконец, враги друг друга.
На десяти верстах разлеглось
чудовище в сверкающей щетине копий - тело степного дракона. Ворочается,
злобно хрипит тяжелыми саженными трубами и подбадривает себя, хлопающими
на ветру древними знаменами Чингисхана, на которых извивается в
складках полотна черный дракон.
С высокого холма князь
Дмитрий, в алом плаще, накинутом на кованную кольчугу с золоченым
византийским нагрудником из под руки пристально, напряженно всматривается
в черный от ордынцев край Куликова поля. Заныло тоскливо сердце
от числа их, но, когда глянул на свои полки, возликовал.
Уверенно и спокойно стояли
в первых рядах могучие богатыри, с которыми он не раз уже вместе
бился. За ними, насупившись, подкидывали в здоровенных ручищах острые
топоры бородатые мужи. Да и небывальцы - неопытные ополченцы, тоже
не понурыми зайцами стояли.
Над каждым полком христианские
хоругви, как светильники, светятся и трепещут на ветру. А на холме,
возле Дмитрия, развевается над всем русским войском огромный черный
стяг. А на нем, будто тьму раздвигая, сверкает ярыми очами шитый
золотом образ Спаса.
- Братья мои! - громко
и мощно крикнул Великий князь. - Примем, братья, время брани нашей!
Преподобный Сергий благословляет нас в сей день на святую битву
и велит, без всякого сомнения, с дерзновением идти против поганых,
нисколько не ужасаясь. И обязательно поможет нам Бог!
Восторженный рев и громкий
стук мечами по щитам раскатился по Куликову полю, и ударились в
передний ряд ордынского войска. Тотчас взвыли гнусавые половецкие
трубы. Мамай, красный от гордыни, тоже что-то сипло крикнул на своем
басурманском языке. Две смертоносные лавины с гулом начали сближаться,
а когда остановились друг против друга, чуть не касаясь копьями
о копья, прогнулось Куликово поле от страшной тяжести и реки выплеснулись
из берегов.
Внезапно, с диким воем
отшвырнув в стороны надменных фрягов, из татарских рядов в узкий
проход, на подрагивающем от тяжести вороном жеребце, вылетел зверовидный,
меднорожий великан Челибей Тамир Мурза.
- Эй вы, смерды!!! Выходи
против меня!! Ну, кто смелая?! Что же ваша Исуса храбрости вам не
дала?! Наша Аллах пяткой вашего Исуса раздавила! О, Алла Бесмелла!
Нет бога сильней тебя!
И так кричал он дерзко
и весело и богохульствовал безнаказанно, и никто не выходил против:
слишком силен был степной буйвол. И тогда с левого края крупной
рысью примчался на белом коне и встал перед ним черный витязь -
монах Александр Пересвет. Не было на нем ни кольчуги, ни железных
доспехов, ни шлема на голове. Только черная монашеская схима с нашитыми
на груди и спине белыми крестами - знаками воина Христова войска.
- Этот печенег ищет подобного
себе, - молвил Пересвет. - Я хочу с ним переведаться! Отцы и братья,
простите меня, грешного! Брат мой, Андрей Ослябя, моли Бога за меня!
Чаду моему Якову - мир и благословение.
- Бог тебе щит, - ответил
Дмитрий. Поклонился богатырь всему войску, поцеловал тяжелое копье
и тихо прошептал:
- Отче святый, игумен Сергий,
помоги мне молитвою...
- Благословляю и молюсь за тебя, возлюбленный сын мой, - громко
ответил отец Сергий, изумив стоящих рядом братьев. Видел он отсюда,
из далекой Троицкой церкви, все, что делается на Куликовом поле,
и молился без сна и отдыха за победу русского воинства.
А тем временем на стонущем
от тяжести Куликовом поле, крепко сжав копья, застыли в разных концах
узкого прохода два всадника, два врага, две непримиримых силы со
дня сотворения мира - добро и зло, свет и тьма, Пересвет и Челибей.
Ну, с Богом!
Хлестнули разом коней поединщики
и, сорвавшись с места, с яростным криком ринулись навстречу друг
Другу. Рев и завывание тысяч глоток мчались с разных концов. И в
самой середине со страшной силой сшиблись и всадники, и оглушительный
крик, и сотряслась земля от этого удара.
Черный конь тяжело волок
по земле тушу застрявшего в стремени громадного печенега. Белые,
мертвые глаза Челибея вылезли из орбит и дико глядели на русское
копье, торчавшее из него.
А позади, между раскинутых
в стороны рук, змеилась глубокая, длинная борозда от Пересветого
копья, что далеко вылетело из спины великана и теперь, словно острой
сохой, вспарывало землю.
Залитый алой кровью белый
конь, распустив гриву, примчал к своему полку крепко обнявшего его
за шею мертвого Пересвета. Из груди инока, слева от белого креста,
торчал толстый обломок Челибеева копья.
"А-а-а-а-а!!!!"
- страшный звериный вопль битвы расколол небо надвое, и вздрогнула
земля до самого сердца. С адским грохотом ударились о щиты и затрещали
сломанные копья. Жестоко зазвенели о шлемы мечи и кривые сабли.
Заржали, вцепившись зубами во врагов, обезумевшие кони.
Задние ряды напирали, выносили
вперед зажатых страшной теснотой воинов, и те, не в силах поднять
меча и не поразив еще ни одного врага, валились, задавленные, вниз.
Страшно трещали кости под ногами озверевших людей, и все больше
и больше падало их друг на друга. А живые с окровавленным оружием
взбирались на эти груды еще дышавших раненых и с остервенением рубили,
кололи, увечили.
Уже три часа рекой хлещет
горячая кровь, уже три часа громоздятся тела русские на тела татарские.
Вязнут ноги коней в насквозь пропитанных кровью, шевелящихся человеческих
холмах.
И вот уже отборный Сторожевой
полк, впереди которого бился сам Дмитрий, почти весь зарублен и
затоптан. А с Красного холма несутся к черному княжескому стягу
свежие тысячи Мамаевых конников.
Привстав в стременах, увидел
Дмитрий, как жестоко рубятся молодой, ловкий Тюлюбей и не выпускающий
из рук черного стяга Андрей Бренок. Но вдруг покачнулся и, сверкнув
золотым Спасом, медленно упал стяг, а за ним рухнул наземь зарубленный
Бренок в алом княжеском плаще.
Дико и бешено завизжали
татары и, не сломив главного полка, всей тяжестью навалились на
полк левой руки. Отчаяние и ужас охватили неопытных ратников, которые
еще не бывали в битвах. Растеряв мужество и оружие, побежали они,
а агаряне догоняли их и легко убивали.
И к седьмому часу дня стали
одолевать кочевники, и уже мало осталось на поле христиан. Но все
это время в густой дубраве за речкой Смолкой таился запасный полк
князя Владимира.
Выхватил меч воевода, и
застоявшиеся всадники, раздирая бока о деревья, вылетели из дубравы,
словно рычащие львы из сломанной клетки, и с лютой ненавистью обрушились
на спины увлеченных погоней ордынцев.
Мамай увидел с Красного
холма, как дрогнули и побежали фряги и генуэзцы, а сзади, давя своих,
мчалась по еще живым телам его непобедимая конница.
Хрипел и раздирал в кровь
ногтями свою бритую башку Мамай, когда вся эта обезумевшая от ужаса
лавина с грохотом обрушилась с крутого берега в Мечу и захлебнулась
в ней.
Остановилась река, до самого
дна заваленная шевелящимися людьми, и по этой живой запруде бежали,
вопя в смертельной тоске, оставшиеся в живых кочевники.
Всю битву, будто стоял
рядом с Куликовым полем, видел своими духовными очами отец Сергий.
То и дело, стеная от горя, называл инокам имена павших князей, бояр,
воевод и простых воинов. И молились они за каждого, пока не возвестил
падающий от усталости и великого волнения старый игумен, что покарал,
наконец, Господь поганых ордынцев...
В девять часов вечера,
когда уже были убиты все, кто должен был по воле Господа убитым
быть, на Куликово поле огромной, неслышной птицей опустился с небес
синий сумрак. Все красное, алое и багровое от крови, обезображенное
горами трупов поле окрасилось в голубое, синее и черное и от этого
сделалось еще ужасней. Холодный этот цвет не оставлял уже никакой
надежды, что вдруг поднимется кто-то из этой груды мертвецов и,
пошатываясь, пойдет к своим.
Медленно объехал Великий
князь Дмитрий Иванович остывающее, костенеющее поле. Была от победы
радость великая, но и сжималось сердце от жалости и ужаса. Ведь
только сорок тысяч из огромной рати уцелело! Восемь русских воинов
из каждых десяти навсегда здесь останутся. Надолго оскудела вся
земля Русская храбрыми богатырями.
А ночью крупная, прозрачная,
как хрусталь, роса пала на мертвые, холодные лица. Только не роса
это была, а слезы бедной Богоматери, оплакивающей Своих детей...
-------------------------------------
9
- Схима - самый строгий монашеский чин / вернуться
  1
2 3
4 5
6 7
|
